School85vrn - Образовательный портал

Диагностическая работа по русскому языку (подготовка к ОГЭ). Материал для подготовки к огэ по русскому языку "книжка с картинками - из далекого прошлого"

Для тех, кто долгое время дружит с чаем, не секрет, что у чая есть душа. Но не будет большим преувеличением пойти чуть дальше и сказать: чай – это личность. И у него есть не только душа, но также тело и дух. А чтобы разобраться, что есть что, давайте сначала посмотрим на иероглиф, которым записывается слово «чай».

Когда я только поступил в иняз на факультет китайского языка, наш преподаватель объяснял нам, что иероглифы состоят из частей, которые переходят из знака в знак (по секрету, именно благодаря этой особенности и создаются словари иероглифов).

В знаке «чай» (на картинке) таких составных частей сразу три: сверху расположена «трава», в серединке иероглифа – «человек», а под ними — знак «дерево».

Если взять за отправную точку эти части и попытаться их истолковать в контексте слова, то я бы рискнул провести следующие параллели: «дерево» – это тело, «человек» – душа, а «трава» – дух. Сразу оговорюсь, что это исключительно мое деление, основанное на опыте общения с чаем. Поэтому справедливо будет спросить – на чем это разделение основано. Попробую пояснить.

Тело – это что-то физическое, ощутимое, что можно потрогать, пощупать, исследовать, дать ясное определение, передать из рук в руки. «Дерево» — потому что чай и есть дерево. У тела чая есть характерные особенности, которые можно описать прилагательными, описывающими физические параметры: теплый, холодный, влажный, сухой, маслянистый, плотный, легкий, шершавый, гладкий, быстрый, медленный… Тело чая мы ощущаем языком: когда чай попадает в рот, он ведет себя определенным образом, иначе воздействует на разные участки языка, по-разному проявляет себя в процессе проглатывания напитка и вызывает различные кинестетические ощущения, которые легко фиксируются сознанием. Именно эти ощущения и описываются, когда речь заходит о «теле чая».

Душа – штука более тонкая и многогранная. Это эмоциональная сфера, которую в чае выражают аромат, оттенки вкуса и привкусы. Их может быть огромное число, до десяти-пятнадцати оттенков в одном чае. Их проявление зависит от способа заварки, температуры воды, качества чайной посуды, времени и места сбора чая, условий его хранения, а также – и имеет очень важное значение – умения и настроя чайного мастера. Душа может быть одной в первой заварке и совсем иной – в пятой. Это и есть «человек» — изменчивая эмоциональность, сущность, проявляющая себя иначе в разных обстоятельствах.

Дух – стержень, на который «нанизаны» душа и тело. Дух неизменен. В чае это тот вкус, который присущ именно данному конкретному сорту, по которому мы его узнаем. А если идти еще глубже, то дух чая — это вкус, который остается после вкуса, «вкус без вкуса», как говорят дзенские монахи. Это сложно понять ровно до тех пор, пока сам единожды его не ощутишь. Китайцы имеют особое понятие для духа чая – это «юн» или «хоу юн» («очарование»): чтобы его почувствовать, нужно сосредоточиться на области чуть выше переносицы и сделать медленный выдох после выпитого глотка чая. Делая так, можно ощутить единственное в своем роде сочетание букета аромата, вкуса и энергии. В знаке «чай» дух символизирует верхний элемент – «трава»: это небесный, идеальный вкус чая, который остается в нас после растворения всех непостоянных его качеств.

Традиционно эти же элементы описываются чуть иначе. «Трава» — это сами чайные листья, «человек» — это и человек, и место, и процесс: говоря языком философии, это sitz im leben чайного действа. Наконец, «дерево» — это вся наша жизнь.

Еще одно возможное толкование базируется на втором значении иероглифа «чай» — «естественность». Это человек среди трав и деревьев, в своей естественной среде обитания. Данное значение указывает также на естественное и самое правильное место для проведения чайного действа.

Наконец, можно перевести иероглиф и сообразно его трехчастной структуре – Небо, Человек, Земля. Чай – это дар небес, небесная трава, которая призвана привести три сферы бытия в гармонию друг с другом, связать воедино и стать посредником меж землей, небом и человеком. Или же, если смотреть с иного ракурса, это чудесное Древо, которое помогает человеку достичь вершин Неба.

Немного особняком стоит еще одно качество чая, уже упомянутое выше, которое невозможно уловить в глотке напитка. Но оно обязательно проявит себя в хорошем и правильно приготовленном чае: это его «ци» — энергия. Иногда говорят, что тело и душа чая – это его листья и его «ци». И такой подход тоже оправдан, хотя он и более мистичен. Действительно, чай способен передавать человеку свою энергию, а человек может (и даже должен, если хочет жить долго и ярко) ее накапливать.

Присутствие энергии, ее количество и качество можно легко определять после небольшой практики. Как правило, если в чае много «ци», он хорошо тонизирует, и в то же время делает ум ясным и сосредоточенным, придает сил. Энергия хорошего чая действует продолжительно, накатывая постепенно и мягко, как волна на берег. Не очень чистая энергия действует резко, порой даже может немного оглушить, но быстро рассеивается, оставляя неприятные ощущения. Слабая энергия редко действует дольше, чем длится чаепитие, а чаще и вовсе заканчивается до того, как выпит весь чай. А в просроченном чае и том, который был испорчен неправильным хранением, энергии может не быть вовсе. Последнее особенно касается «чая в пакетиках» и чудовищных ароматизированных купажей в красивых с виду коробках.

"КНИЖКА С КАРТИНКАМИ - ИЗ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО"

Habent sua fata libelli*

* И книги имеют свою судьбу (лат.).

В снах, как принято думать, нет никакой логики; но, как мне кажется, это ошибочно, - логика должна быть, но только мы ее не знаем. Может быть, это логика какого-нибудь иного, высшего порядка.

Сны не только существуют, но и сильно действуют на нашу душу. Область нашей воли здесь кончается, и мы смутно предчувствуем границы какого-то иного, неведомого нам мира.

На меня, например, самое сильное впечатление производят сны, в которых поднимается далекое детство, и в неясном тумане встают уже сейчас несуществующие лица, тем более дорогие, как все безвозвратно утраченное. Я долго не могу проснуться от такого сна и долго вижу живыми тех, кто давно уже в могиле. И какие всё милые, дорогие лица! Кажется, чего бы не дал, чтобы хоть издали взглянуть на них, услышать знакомый голос, пожать их руки и еще раз вернуться к далекому-далекому прошлому. Мне начинает казаться, что эти молчаливые тени чего-то требуют от меня. Ведь я столько обязан этим бесконечно дорогим для меня людям...

Но в радужной перспективе детских воспоминаний живыми являются не одни люди, а и те неодушевленные предметы, которые так или иначе были связаны с маленькой жизнью начинающего маленького человека. И сейчас я думаю о них, как о живых существах, снова переживая впечатления и ощущения далекого детства.

В этих немых участниках детской жизни на первом плане, конечно, стоит детская книжка с картинками... Это была та живая нить, которая выводила из детской комнаты и соединяла с остальным миром. Для меня до сих пор каждая детская книжка является чем-то живым, потому что она пробуждает детскую душу, направляет детские мысли по определенному руслу и заставляет биться детское сердце вместе с миллионами других детских сердец. Детская книга - это весенний солнечный луч, который заставляет пробуждаться дремлющие силы детской души и вызывает рост брошенных на эту благодарную почву семян. Дети благодаря именно этой книжке сливаются в одну громадную духовную семью, которая не знает этнографических и географических границ.

Здесь мне приходится сделать небольшое отступление, именно, по поводу современных детей, у которых приходится сплошь и рядом наблюдать полное неуважение к книге. Растрепанные переплеты, следы грязных пальцев, загнутые углы листов, всевозможные каракули на полях, - одним словом, в результате получается книга-калека. Может быть, здесь виноваты большие, которые подают живой пример своим детям. Спросите каждого библиотекаря, как его сердце обливается кровью, когда у него на глазах совершенно новая книга превращается в грязную тряпку. Кто пишет на полях нелепые замечания? Кто и для какой цели вырывает из средины целые страницы? Вообще кому нужно увечить книгу и безобразить ее? Особенно, конечно, страдают рисунки. В лучшем случае, их вырывают "с мясом", а в худшем - портят пером, карандашом и красками. Тут даже не простое неуважение к книге, а какое-то злобное отношение к ней. Трудно понять причины всего этого, и можно допустить только одно объяснение, именно, что нынче выходит слишком много книг, они значительно дешевле и как будто потеряли настоящую цену среди других предметов домашнего обихода. У нашего поколения, которое помнит дорогую книгу, сохранилось особенное уважение к ней, как к предмету высшего духовного порядка, несущего в себе яркую печать таланта и святого труда.

Как сейчас, вижу старый деревянный дом, глядевший на площадь пятью большими окнами. Он был замечателен тем, что с одной стороны окна выходили в Европу, а с другой - в Азию. Водораздел Уральских гор находился всего в четырнадцати верстах.

Вон те горы уже в Азии, - объяснял мне отец, показывая на громоздившиеся к горизонту силуэты далеких гор. - Мы живем на самой границе...

В этой "границе" заключалось для меня что-то особенно таинственное, разделявшее два совершенно несоизмеримых мира. На востоке горы были выше и красивее, но я любил больше запад, который совершенно прозаически заслонялся невысокой горкой Кокурниковой. В детстве я любил подолгу сидеть у окна и смотреть на эту гору. Мне казалось иногда, что она точно сознательно загораживала собой все те чудеса, которые мерещились детскому воображению на таинственном, далеком западе. Ведь все шло оттуда, с запада, начиная с первой детской книжки с картинками... Восток не давал ничего, и в детской душе просыпалась, росла и назревала таинственная тяга именно на запад. Кстати, наша угловая комната, носившая название чайной, хотя в ней и не пили чая, выходила окном на запад и заключала в себе заветный ключ к этому западу, и я даже сейчас думаю о ней, как думают о живом человеке, с которым связаны дорогие воспоминания.

Душой этой чайной, если можно так выразиться, являлся книжный шкаф. В нем, как в электрической батарее, сосредоточилась неиссякаемая, таинственная могучая сила, вызвавшая первое брожение детских мыслей. И этот шкаф мне кажется тоже живым существом. Его появление у нас составляло целое событие.

Мой отец, небогатый заводский священник, страстно любил книги и затрачивал на них последние гроши. Но ведь для книг нужен шкаф, а это вещь слишком дорогая, да, кроме того, в нашем маленьком заводе не было и такого столяра, который сумел бы его сделать. Пришлось шкаф заказать в соседнем Тагильском заводе, составлявшем главный центр округа Демидовских заводов. Когда шкаф был сделан, его нужно было привезти, а это тоже дело нелегкое. Помню, как мы ждали несколько недель, прежде чем подвернулась подходящая оказия. Его привезли зимой, вечером, в порожнем угольном коробе. Это было уже настоящее торжество. В детстве я не знал другой вещи более красивой. Представьте себе две тумбы, на них письменный стол, на нем две маленьких тумбы, а на них уже самый шкаф с стеклянными дверками. Выкрашен он был в коричневую краску и покрыт лаком, который, к общему нашему огорчению, скоро растрескался и облупился благодаря плутовству мастера, пожалевшего масла на краску. Но этот недостаток нисколько не мешал нашему книжному шкафу быть самой замечательной вещью в свете, - особенно когда на его полках разместились переплетенные томики сочинений Гоголя, Карамзина, Некрасова, Кольцова, Пушкина и многих других авторов.

Это наши лучшие друзья, - любил повторять отец, указывая на книги. - И какие дорогие друзья... Нужно только подумать, сколько нужно ума, таланта и знаний, чтобы написать книгу. Потом ее нужно издать, потом она должна сделать далекий-далекий путь, пока попадет к нам на Урал. Каждая книга пройдет через тысячи рук, прежде чем встанет на полочку нашего шкафа.

Все это происходило в самом конце пятидесятых годов, когда в уральской глуши не было еще и помину о железных дорогах и телеграфах, а почта приходила с оказией. Не было тогда самых простых удобств, которых мы сейчас даже не замечаем, как, например, самая обыкновенная керосиновая лампа. По вечерам сидели с сальными свечами, которые нужно было постоянно "снимать", то есть снимать нагар со светильни. Счет шел еще на ассигнации, и тридцать копеек считались за рубль пять копеек. Самовары и ситцы составляли привилегию только богатых людей. Газеты назывались ведомостями, иллюстрированные издания почти отсутствовали, за исключением двух-трех, да и то с такими аляповатыми картинками, каких не решатся сейчас поместить в самых дешевых книжонках. Одним словом, книга еще не представляла необходимой части ежедневного обихода, а некоторую редкость и известную роскошь.

Как все это было давно и вместе с тем точно все было вчера. Каких-нибудь сорок лет, - и все кругом изменилось. В какую глушь сейчас не приходят великолепные иллюстрированные издания необыкновенной дешевизны? Где вы не встретите иллюстрированный журнал, иллюстрированную детскую книжку или детский журнал?

Наша библиотека была составлена из классиков, и в ней - увы! - не было ни одной детской книжки... В своем раннем детстве я даже не видал такой книжки. Книги добывались длинным путем выписывания из столиц или случайно попадали при посредстве офеней-книгонош. Мне пришлось начать чтение прямо с классиков, как дедушка Крылов, Гоголь, Пушкин, Гончаров и т.д. Первую детскую книжку с картинками я увидел только лет десяти, когда к нам на завод поступил новый заводский управитель из артиллерийских офицеров, очень образованный человек. Как теперь помню эту первую детскую книжку, название которой я, к сожалению, позабыл. Зато отчетливо помню помещенные в ней рисунки, особенно живой мост из обезьян и картины тропической природы. Лучше этой книжки потом я, конечно, не встречал.

В нашей библиотеке первой детской книжкой явился "Детский мир" Ушинского. Эту книгу пришлось выписывать из Петербурга, и мы ждали ее каждый день в течение чуть не трех месяцев. Наконец, она явилась и была, конечно, с жадностью прочитана от доски до доски. С этой книги началась новая эра. За ней явились рассказы Разина, Чистякова и другие детские книги. Моей любимой книжкой сделались рассказы о завоевании Камчатки. Я прочитал ее десять раз и знал почти наизусть. Нехитрые иллюстрации дополнялись воображением. Мысленно я проделывал все геройские подвиги казаков-завоевателей, плавал в легких алеутских байдарках, питался гнилой рыбой у чукчей, собирал гагачий пух по скалам и умирал от голода, когда умирали алеуты, чукчи и камчадалы. С этой книжки путешествия сделались моим любимым чтением, и любимые классики на время были забыты. К этому времени относится чтение "Фрегата "Паллады" Гончарова. Я с нетерпением дожидался вечера, когда мать кончала дневную работу и усаживалась к столу с заветной книгой. Мы путешествовали уже вдвоем, деля поровну опасности и последствия кругосветного путешествия. Где мы не были, чего не испытали, и плыли все вперед и вперед, окрыленные жаждой видеть новые страны, новых людей и неизвестные нам формы жизни. Встречалось, конечно, много неизвестных мест и непонятных слов; но эти подводные камни обходились при помощи словаря иностранных слов и распространенных толкований.

Дмитрий Мамин-Сибиряк - КНИЖКА С КАРТИНКАМИ - ИЗ ДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО , читать текст

См. также Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ТРЕТИ
I Первая учебная треть, то есть время до рождества, - самая тяжелая уч...

Кормилец
(Из жизни на Уральских заводах) I Маленький Прошка всегда спал как уби...

Для многих чай-это прежде всего искусство. Этот терпкий аромат, то чувство, когда прощупываешь каждую нотку этого прекрасного напитка, именно ради этого, мы, ценители, идём, пробуем, покупаем…

Чайная высота

Одно из лучших чайных мест в городе — и, похоже, единственная в Москве настоящая джелатерия. Здесь еженедельно представляют новые, в том числе сезонные виды мороженого, фантастического качества и в фантастическом количестве — с цветами, хвойным соком, травами, разными видами меда и обязательно с чаем. Коллекция чаев — около 300 сортов: сотня пуэров, сотня улунов, зелёные, белые, жёлтые и красные чаи. Клуб делится на две части — бар и чайную комнату. Чайный бар подойдет для «быстрых» чаепитий, если у вас не так много времени. Если же вы готовы на относительно длительное чаепитие, то вам стоит дойти до чайной комнаты, где как раз будет удобно и комфортно провести настоящую чайную церемонию «в китайском стиле». Цены на чай различные: от 200-300 до 2500-3000 рублей за чайник.

Адрес: Покровка, 27, стр. 1

Клуб чайной культуры

Гостей клуба ждет спокойная и мягкая атмосфера таинственного востока. Чайная церемония проходит в специально оборудованных помещениях, где обстановка настраивает участников на созерцательный лад. Также «Клуб чайной культуры» предлагает своим посетителям ближе познакомиться с культурой Китая. Здесь проходят занятия по каллиграфии и восточной живописи и уроки Тайцзицюань (китайское боевое искусство) и Цигун (древнее искусство саморегуляции организма). Стоимость чайной церемонии — от 300 рублей человека в зависимости от сорта чая.

Адрес: Малая Дмитровка, 24/2

Le Voyage du The («Французский чайный дом»)

Монобрендовая чайная, предлагающая посетителям изысканный французский чай Mariage Frères. Здесь есть 300 сортов чая (100 грамм стоят от 700 до 2000 р.) в разных металлических банках, симпатичные и недешевые аксессуары вроде чайной музыкальной шкатулки, хрустального заварного чайника и фигурных ложечек. Еще в магазине есть выпечка и несколько столиков, за которыми можно выпить чай (чайник обойдется в 300 р.) и обсудить с доброжелательными консультантами глубину его вкуса.

Адрес: М.Бронная, 22

«Железный Феникс»

Одна из самых старых чайных Москвы. Здесь чайная церемония возводится в ранг настоящего искусства, осеняющего всех причастных гармонией и красотой. Интерьеры клуба выполнены в спокойной манере — национальный китайский колорит, низкие столики и красные фонарики напоминают о Поднебесной. Лежа на мягких подушках, очень легко почувствовать себя уютно и умиротворенно. В «Железном Фениксе» стоят стеллажи с книгами, а посреди зала подвешены качели. Есть магазин, где вы найдете множество чаев свежего урожая (от 200 до 400 сортов в зависимости от сезона), посуду из глины и фарфора высокого качества, натуральные сандаловые благовония, сувениры и музыку для чайных церемоний. Здесь строгий фейсконтроль, не подают никакой еды, нельзя курить. Цены на церемонии — от 500 рублей с человека.

Адрес: Б. Черкасский пер., 2/10, стр. 26.

Тайная чайная «Chainaya. Tea & Cocktails»

Эта чайная работает в закрытом формате — только для своих. На улице даже нет вывески, так как посторонних тут не ждут. Но если все-таки вы туда попадете — запомните навсегда! Раньше это место называлось «Шелк» и было не менее секретным. Пройти туда можно со знакомыми, если они являются гостями этой чайной. Бармен у вас на глазах приготовит фантастически вкусные и красивые коктейли, каких вы нигде не пробовали: хрустальные бокалы, щедрые порции алкоголя и фрукты. Можно отведать и бабушкины настойки, джемы и много чего еще. В крошечной кухне готовятся вполне аутентичные блюда Поднебесной. Спаржа с овощами (210 р.), лапша с говядиной (420 р.), большой пельмень «хедзэ» с уткой (140 р.) гениально вписываются в заданный формат. А вот курить в «Chainaya Tea & Cocktails» нельзя — придется выходить на улицу. Средний счет — около 1500 рублей.

Адрес: 1-я Тверская-Ямская, 29, стр. 1

Уютное место для тех, кто хочет не только выпить отличного свежего чая прямиком из Китая, но и послушать древние легенды о данном напитке, окунуться в мир искусства древней чайной церемонии и узнать много нового и интересного обо всем на свете. Неформальная обстановка помогает расслабиться и забыть о суете внешнего мира.

Детская книга — это весенний солнечный луч, который заставляет пробуждаться дремлющие силы детской души и вызывает рост брошенных на эту благодарную почву семян. Дети, благодаря именно этой книжке, сливаются в одну громадную духовную семью, которая не знает этнографических и географических границ…

Как сейчас, вижу старинный деревянный дом, глядевший на площадь пятью большими окнами. Он был замечателен тем, что с одной стороны окна выходили в Европу, а с другой — в Азию. Водораздел Уральских гор находился всего в четырнадцати верстах.
— Вон те горы уже в Азии, — объяснял мне отец, показывая на громоздившиеся к горизонту силуэты далёких гор. — Мы живём на самой границе…

В этой «границе» заключалось для меня что-то особенно таинственное, разделявшее два совершенно несоизмеримых мира.

…Душой угловой комнаты, носившей название чайной, если можно так выразиться, являлся книжный шкаф. В нём, как в электрической батарее, сосредоточилась неиссякаемая, таинственная, могучая сила, вызвавшая первое брожение детских мыслей. И этот шкаф мне кажется тоже живым существом. Его появление у нас составляло целое событие.

Мой отец, небогатый заводский священник, страстно любил книги и затрачивал на них последние гроши. Но ведь для книг нужен шкаф, а это вещь слишком дорогая, да, кроме того, в нашем маленьком заводе не было и такого столяра, который сумел бы его сделать. Пришлось шкаф заказать в соседнем Тагильском заводе, составлявшем главный центр округа демидовских заводов. Когда шкаф был сделан, его нужно было привезти, а это дело тоже нелёгкое. Помню, как мы ждали несколько недель, прежде чем подвернулась подходящая оказия. Его привезли зимой, вечером, в порожнем угольном коробе. Это было уже настоящее торжество. В детстве я не знал другой вещи более красивой. Представьте себе две тумбы, а на них письменный стол, на нём две маленькие тумбы, а на них уже самый шкаф с стеклянными дверками. Выкрашен он был в коричневую краску и покрыт лаком, который, к общему нашему огорчению, скоро растрескался и облупился, благодаря плутовству мастера, пожалевшего масла на краску. Но этот недостаток нисколько не мешал нашему книжному шкафу быть самой замечательной вещью в свете, особенно, когда на его полках разместились переплетённые томики сочинений Гоголя, Карамзина, Некрасова, Кольцова, Пушкина и многих других авторов.
— Это наши лучшие друзья, — любил говорить отец, указывая на книги. — И какие дорогие друзья… Нужно только подумать, сколько нужно ума, таланта и знаний, чтобы написать книгу. Потом её нужно издать, потом она должна сделать далёкий-далёкий путь, пока попадёт к нам на Урал. Каждая книга пройдёт через тысячи рук, прежде чем встанет на полочку нашего шкафа.
Всё это происходило в самом конце пятидесятых годов, когда в уральской глуши не было ещё и помину о железных дорогах и телеграфах, а почта приходила с оказией. Не было тогда самых простых удобств, которых мы сейчас даже не замечаем, как, например, самая обыкновенная керосиновая лампа. По вечерам сидели с сальными свечами, которые нужно было постоянно «снимать», т. е. снимать нагар со светильни. Счёт шёл ещё на ассигнации, и тридцать копеек считались за рубль пять копеек. Самовары и ситцы составляли привилегию только богатых людей. Газеты назывались ведомостями, иллюстрированные издания почти отсутствовали, за исключением двух-трёх, да и то с такими аляповатыми картинками, каких не решатся сейчас поместить в самых дешевых книжонках. Одним словом, книга ещё не представляла необходимой части ежедневного обихода, а некоторую редкость и известную роскошь.

…Наша библиотека была составлена из классиков, и в ней — увы! — не было ни одной детской книжки… В своём раннем детстве я даже не видал такой книжки. Книги добывались длинным путём выписывания из столиц или случайно попадали при посредстве офеней-книгонош. Мне пришлось начать чтение прямо с классиков, как дедушка Крылов, Гоголь, Пушкин, Гончаров и т. д. Первую детскую книжку с картинками я увидел только лет десяти, когда к нам на завод поступил новый заводский управитель из артиллерийских офицеров, очень образованный человек. Как теперь помню эту первую детскую книжку, название которой я, к сожалению, позабыл. Зато отчётливо помню помещённые в ней рисунки, особенно живой мост из обезьян и картины тропической природы. Лучше этой книжки потом я, конечно, не встречал.

В нашей библиотеке первой детской книжкой явился «Детский мир» Ушинского. Эту книгу пришлось выписывать из Петербурга, и мы ждали её каждый день в течение чуть не трёх месяцев. Наконец, она явилась и была, конечно, с жадностью прочитана от доски до доски. С этой книгой началась новая эра. За ней явились рассказы Разина, Чистякова и другие детские книги. Моей любимой книжкой сделались рассказы о завоевании Камчатки. Я прочитал её десять раз и знал почти наизусть. Нехитрые иллюстрации дополнялись воображением. Мысленно я проделывал все геройские подвиги казаков-завоевателей, плавал в лёгких алеутских байдарках, питался гнилой рыбой у чукчей, собирал гагачий пух по скалам и умирал от голода, когда умирали алеуты и камчадалы. С этой книжкой путешествия сделались моим любимым чтением, и любимые классики на время были забыты. К этому времени относится чтение «Фрегат «Паллады» Гончарова. Я с нетерпением дожидался вечера, когда мать кончала дневную работу и усаживалась к столу с заветной книгой. Мы путешествовали уже вдвоём, деля поровну опасности и последствия кругосветного путешествия. Где мы ни были, чего ни испытали, и плыли всё вперёд и вперёд, окрылённые жаждой видеть новые страны, новых людей и неизвестные нам формы жизни. Встречалось, конечно, много непонятных мест и неизвестных слов; но эти подводные камни обходились при помощи словаря иностранных слов и распространённых толкований.

Печатается с сокращениями; глава из «Далёкого прошлого» по «Собранию сочинений», т. 12, Свердловск, 1951.
По сборнику «Детская литература. Хрестоматия для педагогических институтов» (сост. А. И. Борщевская, И. И. Халтурин, Н. С. Шер. — Москва: Учпедгиз, 1954. — С. 315-317.

Подготовила Вера Семенова


Нажимая кнопку, вы соглашаетесь с политикой конфиденциальности и правилами сайта, изложенными в пользовательском соглашении